"Норвежский парламент только что вручил Нобелевскую премию мира филиппинской журналистке и российскому журналисту Дмитрию Муратову. Руководимое им издание "Новая газета" является почти единственным представителем независимой печатной прессы. Анна Политковская, убитая в Москве 15 лет назад, была одной из его журналистов. Глава администрации президента поздравил Муратова - удивительный эпизод "встречи" власти и оппозиции. Европарламент, со своей стороны, вручил премию Сахарова Алексею Навальному, арестованному в момент его возвращения в Россию после лечения в Германии по поводу отравления, произошедшего в Омске. Здесь "встреча" власти и оппозиции невозможна", - отмечает автор статьи.
(...) "Прошел месяц с тех пор, как независимый информационный телеканал "Дождь"*, который можно смотреть только на компьютере, но у которого довольно большая аудитория, был объявлен "иностранным агентом". (...) Список иностранных агентов составляет Министерство юстиции и дополняет его каждую пятницу. Два других оппозиционных органа, которые пока терпят, "Новая газета" и радиостанция "Эхо Москвы", заявили о своей солидарности с "Дождем"*. "Дождь"*, похоже, мало страдает от этой печально известной метки, но та же мера, применяемая к отдельным лицам, равносильна административному наказанию в виде потери работы", - поясняет эксперт.
"Эта удивительная процедура отличается от советской цензуры Главлита, которая свирепствовала во времена советской власти. Но она родственна тому, что было до 1905 года: она не скрывается, скорее наоборот! Целые страницы, вымаранные в романе "Воскресение" Толстого в 1899 году, были заменены пунктирными линиями. Все видели цензуру. Сегодня, как и во времена "Воскресения", кто хочет что-то узнать за пределами государственного телевидения, все еще может это сделать. Однако весь мир не испытывает такую потребность и чуть ли не отвергает ее. Конечно, можно сказать, что на Западе, в Америке Трампа, в Венгрии Орбана или даже во Франции, широкие слои общественного мнения добровольно ограничивают себя бесконечно повторяемыми ложными утверждениями. Другими словами, стремление к истине уменьшилось повсюду. И вместе с ним чувство сострадания, которое воодушевляло Пеги", - анализирует историк.
(...) "Наконец, по поводу иностранца, чьих агентов пригвоздили к позорному столбу, следует отметить, что Россия очень часто к нему обращалась. Миланские архитекторы Кремля, ученые, приглашенные Петром I, колонисты, тысячами привлекаемые Екатериной, французские эмигранты в армии Александра I, квакеры, спасавшие детей от голода в 1921-1922 годах, американские инженеры для выполнения первого пятилетнего плана... Не говоря о том, что в России по-прежнему гораздо больше разных национальностей, чем в западных странах, то есть понятие "другой" является для нее важной составляющей. И диалог внутри нее самой, и с ее бывшими вырвавшимися из-под опеки субъектами, и с "Западом" остается необходимым - для нас и для нее", - пишет автор.
"Словом, будем надеяться, что тот диалог, о котором говорит Камю, ставший сегодня почти несуществующим или не представляющим большой ценности, когда он становится слишком предвзятым, возобновится. Он нуждается переосмыслении. А главное, "пусть никакие бедствия, укрощающие людей", как говорит Эсхил в своих "Просительницах", окончательно не поставят под угрозу возвращение истинного диалога в доме Европы", - резюмирует Жорж Нива.
