9 ноября 1989 года пала Берлинская стена. В 1989 году в Германии, будучи агентом КГБ, находился и Владимир Путин. По мнению историка, это повлияло и на его сегодняшнюю политику. "Существует теория операционального кода, выдвинутая американским политологом Александром Джорджем. Согласно теории, лидеры обладают той внутренней ориентацией или правилами, которые определяются опытом, полученным ими в возрасте 20-30 лет. Когда позже они приходят к власти, они используют эти убеждения. Они служат в качестве ментальной карты, в соответствии с которой политики себя ведут. Я думаю, что опыт народного восстания в разделенной Германии наложил отпечаток на операциональный код Путина. Эта теория помогает объяснить нехватку у него терпимости по отношению к любой форме разногласий между народом и властью. После проведенного в Дрездене времени Путин знает, что протесты могут выйти из-под контроля", - указала Саротте.
Обращаясь к теме ухудшения отношений между Россией и Западом после аннексии Крыма, историк отметила: "Путин, очевидно, сыграл большую роль в отчуждении России и Запада, но существуют и другие важные факторы, например, дедемократизация России и коррупция. Уже при Борисе Ельцине, который обстрелял Белый дом, место заседания российского правительства, и начал войну в Чечне, дистанция между Россией и Западом снова стала увеличиваться".
"Так называемые цветные революции (в 2003 году в Грузии, в 2004 году на Украине, в 2005 году в Киргизии, - Прим. Tages-Anzeiger) непоправимо разрушили отношения. С точки зрения Путина, эти восстания затеял Запад (...). Особенно он был рассержен протестами в Киеве, так как он никогда не признавал, что Украина отделилась от России. Окончательное разрушение произошло вместе с аннексией Крыма в 2014 году, которую я считаю концом времени после холодной войны. Это было насильственное изменение границ, которое было несовместимо с консенсусом, существовавшим после холодной войны", - считает Саротте.
Говоря об ошибках, которые совершил Запад в отношениях с Россией после падения Берлинской стены, историк отметила: "После холодной войны главной задачей в Европе было найти возможность интегрировать Россию в качестве конструктивного компонента, а не в качестве противостоящего конкурента. Казалось, что такую возможность могло дать "Партнерство во имя мира" (Partnership for Peace, PfP), связанная с НАТО организация по безопасности (...). До 1994 года США предпочитали, чтобы возможные новые страны-участницы сначала вступали в PfP, так сказать, в качестве испытательного пробега, прежде чем их полноценно примут в НАТО. Победа республиканцев на промежуточных выборах в США лишила PfP значимости в критический момент. "Договор республиканцев с американцами" требовал полноценного расширения НАТО. Правительство Клинтона реализовало это. Однако для развития партнерству следовало уделить больше времени. Оно не должно было заменять расширение НАТО, но оно могло способствовать тому, что Россия лучше восприняла бы этот процесс".
"То, что соглашения времен холодной войны о контроле над вооружениями больше не существуют, это трагедия, - подчеркнула собеседница издания. - (...) Использование ракет средней дальности стало снова возможным, это было бы катастрофой".
"Мы, определенно, находимся в эре новых конфликтов. Россия меняет границы, применяя силу, и осуществляет кибератаки на Европу и США. (...) Политический истеблишмент в Вашингтоне снова видит в лице Москвы крупного противника. Поэтому возникает форма новой холодной войны - пусть и без идеологического компонента предыдущей версии, что является важным отличием. На первый взгляд, это кажется трагическим, однако в сущности новая холодная война не была бы плохим сценарием. Он был бы более благоприятным и приемлемым, чем многие другие сценарии. (...) Нам не следует недооценивать достижения холодной войны. Существует нечто хуже мировой холодной войны, а именно мировая горячая война. (...) К сожалению, Вашингтон и Москва, вместе или по отдельности, разрушили барьеры безопасности прошлого. Но нам снова нужны такие соглашения. Альтернативы кропотливому процессу для того, чтобы снова открыть двери, не существует", - считает историк.
