– Первый вопрос, который очень широко обсуждается в Литве, – это вопрос выбора площадки. Почему именно Островецкая площадка выбрана для Белорусской атомной электростанции?
– В нашей стране тема строительства атомной станции была озвучена и начала реализовываться намного раньше, чем было принято решение о строительстве Белорусской АЭС.
В 1982 году под Минском было начато строительство Минской атомной тепловой станции (Минская АТЭЦ), главным предназначением которой было обеспечение теплофикации г. Минска в связи с бурным развитием промышленности и города в целом.
До начала строительства Академией наук совместно с отраслевыми специалистами был проделан большой объем исследовательских и изыскательских работ. К сожалению, авария на Чернобыльской АЭС перечеркнула этот проект, как и многие другие атомные энергетические проекты не только в Советском Союзе, но и во всем мире, так как надо было разобраться в причинах аварии и прочих связанных с этой темой вопросах. Поэтому к началу реализации проекта Белорусской АЭС какая-то первоначальная база по выбору площадки строительства станции у нас была.
В 2005 году Президентом Республики Беларусь А.Г. Лукашенко была утверждена Концепция энергетической безопасности Республики Беларусь, которой предусматривалось изучение целесообразности строительства атомной электростанции в нашей стране, в первую очередь с точки зрения диверсификации видов топлива.
Дело в том, что собственные топливно-энергетические ресурсы нашей страны обеспечивают только 18 % потребности. Большая энергетика, да и коммунальная, фактически строились на потреблении природного газа. На сегодняшний день доля природного газа в топливно-энергетическом балансе Республики Беларусь составляет 95 %, при этом топливная составляющая себестоимости электроэнергии достигает почти 70 %.
Цены на природный газ с того времени значительно выросли. Поэтому необходимо было искать пути выхода из сложившейся ситуации.
Белорусским ученым, Министерству энергетики и другим министерствам было поручено изучить вопрос возможности строительства в Республике Беларусь атомной электростанции. В 2007 году такие предложения были сформированы.
Был сделан вывод о целесообразности строительства атомной электростанции, и для этого у нас есть соответствующие компетенции. Например, Институт ядерных и энергетических исследований «Сосны» Национальной академии наук Республики Беларусь.
Следует отметить, что еще в период строительства Минской АТЭЦ Белорусским политехническим институтом и БГУ было подготовлено соответствующее количество специалистов для АТЭЦ. Когда проект был остановлен, многие из них уехали работать на различные АЭС Советского Союза. Этих специалистов можно было вернуть на родину, тем более что многие из них высказывали такое желание. И, кстати, вернулись, когда началось строительство Белорусской АЭС.
На месте Минской АТЭЦ была построена ТЭЦ-5. Также в Минске была возведена ТЭЦ-4, модернизирована ТЭЦ-3, поэтому со временем проблема теплоснабжения Минска была снята.
В 2008 году на основании выполненных Национальной академией наук Беларуси и соответствующими министерствами работ было принято окончательное решение о строительстве атомной электростанции. Незадолго до этого была создана дирекция строительства АЭС, которая должна была эту работу координировать.
Мы изучили наработки, которые были накоплены с 1993 года, и возобновили работы по изучению возможных площадок для строительства АЭС.
Первоначально рассматривались 74 пункта. Пункт не нужно путать с площадкой. Пункт – это 500 км2, а площадка – 5 км2. Площадка определяется на пункте возможного размещения. Главный критерий выбора в соответствии с требованиями МАГАТЭ – это отсутствие на площадке разломов. То есть станция должна «садиться» на материковый грунт.
Мы начали ранжировать потенциальные площадки в соответствии с возможностью выдачи электрической мощности, наличием подъездных путей и, самое главное, источника воды. На выбор также влияло наличие военных коммуникаций, газопроводов, возле которых нельзя строить, и многие другие факторы.
Таким образом, со временем мы остановились на четырех площадках, которые максимально отвечали необходимым критериям. На востоке Беларуси это были Краснополянская и Кукшиновская площадки. Островецкая и Верхнедвинская площадки первоначально рассматривались как резервные.
Затем в соответствии с требованиями МАГАТЭ в части критериев выбора площадки под строительство АЭС были проведены изыскательские работы на Краснополянской и Кукшиновской площадках. Более того, на основании рекомендаций МАГАТЭ был принят национальный нормативный документ по выбору площадки. Изначально в качестве приоритетной рассматривалась Краснополянская площадка.
Две специальные миссии МАГАТЭ по выбору площадки рассмотрели результаты наших изысканий и отметили, что Республика Беларусь провела беспрецедентный объем работ на пунктах для выбора площадки.
Была приобретена за рубежом специальная, весьма дорогостоящая техника, которая позволяет определять плотность грунтов. Скважины бурились на глубину 120 м. Было пробурено более 100 скважин на каждой площадке. Почему именно на такую глубину? Потому, что давление на грунт атомной станции прекращается примерно на 70-метровой глубине. И вот тут нас ожидало неприятное открытие. Оказалось, что на Краснополянской площадке на глубине 25 м и ниже находится мощный слой обводненного мела. Толщина этого слоя достигает 35 м.
Мы пригласили для консультации специалистов из двух украинских институтов. Дело в том, что Украина имеет определенный опыт не только по проектированию атомных станций, но и по поиску и исследованию площадок под них. Кроме того, в Украине уже более сорока лет эксплуатируется Ровенская АЭС, которая построена на грунтах, где возможны карстовые явления. В ходе эксплуатации с целью укрепления грунта приходилось заливать под здания станции бетон.
Карстовые явления – один из запрещающих факторов для размещения АЭС. В случае каких-то протечек обводненный мел может уйти и на его месте может образоваться провал.
Мы подключили к изысканиям российский институт имени Веденеева, изучили международный опыт по карстам и поняли, что размещать АЭС на Краснополянской площадке небезопасно.
Можно было попытаться решить проблему с помощью сложных инженерных решений. Однако нигде в мире подобные решения еще не опробованы. А быть первопроходцами, тем более после Чернобыльской аварии, в результате которой наша страна пострадала в наибольшей степени, мы не могли. Да и зачем строить атомную станцию в заведомо опасном месте? Ведь мы несем ответственность за ее безопасную эксплуатацию и перед своим народом, и перед странами-соседями, и перед мировым сообществом
Одним словом, перешли на вторую площадку – Кукшиновскую, на 200 км севернее Краснополянской. Предприняли такие же масштабные изыскания и обнаружили ту же проблему. Наши ученые стали разбираться, в чем же причина? Оказалось, что вся восточная Беларусь находится над слоем мелового грунта. Оставались Островецкая и Верхнедвинская площадки. На Верхнедвинской первые же исследования показали наличие высоких грунтовых вод и слабый грунт. Полный объем изысканий провели на Островецкой площадке и не выявили здесь ни одного отрицательного фактора в соответствии с нормативными документами по размещению АЭС. Эту работу проводили белорусские специалисты с привлечением специалистов из Украины и России. Была создана государственная правительственная комиссия по выбору площадки. Комиссия проанализировала все результаты исследований и определила Островецкую площадку как приоритетную, а Кукшиновскую и Краснополянскую площадки – как резервные.
-- Но ведь в 1993 году белорусские ученые уже исследовали Островецкую площадку и признали ее самой неподходящей для строительства АЭС?
– Мы изучили материалы этих исследований. Беседовали с теми, кто их проводил, и выяснили следующее: ни одной скважины в 1993 году пробурено не было. Все обоснования были сделаны на основе исключительно теоретических исследований. Да и необходимой техники для полноценных изысканий тогда в республике не было.
Не в обиду нашим соседям будет сказано, но при формировании оценки воздействия на окружающую среду (ОВОС) Висагинской АЭС вообще не было проведено ни одного изыскания на выбранной площадке. В ОВОС просто было сказано, что площадка привязывается к инфраструктуре действующей Игналинской АЭС с целью уменьшения капитальных затрат на ее строительство. Мы такой подход оспаривать не стали, потому что понимали ответственность литовской стороны за свой выбор.
– Но ведь МАГАТЭ после аварии на АЭС «Фукусима» рекомендует не строить АЭС ближе 100 километров от больших городов?
– Нет таких рекомендаций. Вас вводят в заблуждение. Таких рекомендаций и таких документов не существует. Мы, когда выбирали свою площадку, руководствовались документом (мы можем его предоставить), в котором никаких требований по удаленности от городов нет. Есть требования к грунтам и обеспечению водными ресурсами.
В Европе много АЭС, которые расположены возле крупных городов, и ни у кого нет претензий.
По результатам проведенной работы и выводов государственной комиссии в декабре 2008 года был подписан акт государственной комиссии, который определил Островецкую площадку приоритетной. На основании этого решения мы приступили к разработке оценки воздействия на окружающую среду – ОВОС. Этот документ разработан в полном соответствии с рекомендациями Орхусской конвенции. Мы в этом документе сделали анализ трех названных конкурентных площадок.
В соответствии с требованиями конвенции, все страны-соседи были уведомлены о нашем намерении строить АЭС, им был отправлен отчет по ОВОС для изучения. Мы получили замечания, предложения, с учетом которых документ дорабатывался. Окончательный вариант также был направлен всем странам, которые изъявили желание провести слушания по нему. И мы эти слушания организовали. Некоторые страны, например Австрия, просто адресовали нам дополнительные вопросы, и мы на них ответили.
– Но в Литве подобные слушания не проводились…
– Проводились. И это закреплено протоколом. По этому поводу вас также вводят в заблуждение. Мы провели слушания и в Вильнюсе в 2010 году. После них в литовской столице были также организованы консультации.
В соответствии с рекомендациями комитета по осуществлению Конвенции Эспо мы в 2013 году предложили Литве организовать еще одни общественные слушания. Однако литовская сторона с этим предложением не согласилась, поэтому мы организовали слушания в Островце. Обеспечили подвоз граждан из Литвы в Беларусь бесплатно нашими автобусами, организовали безвизовый проезд.
Я лично присутствовал на этих слушаниях. Тогда мы дали исчерпывающие ответы на все вопросы.
К сожалению, со временем эта тема стала постепенно перетекать из плоскости профессиональной в плоскость политическую. По моему мнению, это произошло из-за того, что к тому времени стало понятно, что проект новой Висагинской АЭС не состоится. Литва стала уходить с энергетического рынка. Впрочем, это тема для отдельного разговора.
К сожалению, с литовской стороны Белорусскую АЭС критикуют не специалисты, а в основном политики и чиновники.
– Однако стресс-тесты критиковали и специалисты…
– Чуть позже я отвечу и на этот вопрос.К сожалению, диалог не удался. Мы отвечали на все вопросы и неоднократно. Проходили заседания сторон Конвенции Эспо. Затем стороны заседали в Минске, об этом хорошо известно. Однако разве это конструктивная позиция, когда во время одного из заседаний поднимается представитель литовской стороны и на прямой вопрос: «Что вас еще не устраивает? На какие вопросы вы хотели бы еще получить ответы?» – отвечает: «Нам ничего не надо! Уберите АЭС с этой площадки, и все вопросы по безопасности Белорусской АЭС прекратятся!»
Прежде, чем выбрать проект станции, мы изучили предложения пяти мировых лидеров в области ядерной энергетики. Мы сразу определились: это должен быть самый современный проект поколения 3+ с технологией ВВЭР, потому что это самая апробированная, надежная и экономичная технология.
– По проекту поколения 3+ построена только одна АЭС в мире.
– АЭС поколения 3+ к тому времени имели американцы, французы и «Росатом».
– Но «Росатом» имеет только одну такую станцию.
– Нет. Вот представьте, что в 2015 году вы купили «Мерседес». А в 2017 году в этом автомобиле добавились, как говорят, дополнительные «навороты». Но тем не менее это все тот же «Мерседес».
Вот так и здесь. Россией к тому времени был реализован проект по строительству в Китае Тяньваньской АЭС. Это АЭС третьего поколения с ядерными энергетическими реакторами ВВЭР-1000. У нас – ВВЭР-1200. В этом реакторе на 20 см длиннее «стержни» топливных элементов. А в остальном проект Белорусской АЭС почти идентичен проекту Тяньваньской АЭС. Только у нас чуть мощнее реактор. Основные принципиальные подходы по безопасности уже были реализованы.
Достоинства этого проекта общепризнанны. У него самый высокий коэффициент установленной мощности (КИУМ). Он выше, чем у американских и других технологий. К моменту нашего выбора этот проект являлся референтным, то есть реализованным в действительности, на практике. Его надежность подтверждают и конкуренты «Росатома». У проекта удачное сочетание пассивных и активных систем безопасности.
Кроме того, единственная компания в мире, которая не прекращала строить атомные электростанции, – это «Росатом».
Некоторые зарубежные компании соглашались начать строительство АЭС в Беларуси через 5–7 лет, потому что до начала строительства нужно подготовить межправительственное соглашение по использованию атомной энергии в мирных целях. Без этого соглашения вообще нельзя приступать к реализации. Кстати, прежде чем начать работы, мы с российской стороной подписали такое соглашение.
Нам на выгодных условиях предлагали свой проект китайские компании, но это был проект поколения 2+. В то время, когда мы вели переговоры, Китай предполагал выйти на поколение 3+ в 2015–2017 годах. Но они закупали американские и японские технологии для того, чтобы потом на их базе создать что-то свое. Поэтому мы остановились на российском проекте. Договорились о том, что правительство Российской Федерации предоставит нам кредит для строительства атомной электростанции. Так мы подошли к реализации этого проекта.
Мы предлагали литовской стороне сотрудничество в плане постпроектного анализа, вносили и ряд других предложений, но, к сожалению, на сегодняшний день до конца эта тема не урегулирована. Хотя свой путь в рамках соблюдения Конвенции Эспо мы прошли четко, и это подтвердило совещание сторон. Но оно рекомендовало ответить еще на пять вопросов. Не литовской стороне, а комитету. Мы это сделали. Два ответа комитет принял. Ответы еще на три вопроса представит комитету Международное агентство по атомной энергии, и на следующем заседании сторон они будут рассмотрены.
За время реализации проекта на площадке сооружения Белорусской АЭС побывало много экспертов в области ядерной энергетики. Все они подтвердили, что мы выбрали хороший, надежный и самый безопасный проект. И все подтвердили, что процесс сооружения организован на высоком уровне.
Высокую оценку дал и генеральный директор МАГАТЭ ЮкияАмано, который посетил площадку Белорусской АЭС в 2016 году и также одобрил наш выбор. Этот же вывод подтверждают и другие эксперты МАГАТЭ, которые посещают Белорусскую АЭС.
Наш опыт организации строительства и создания инфраструктуры получил высокую оценку миссии МАГАТЭ ИНИР. В дальнейшем на специальном семинаре МАГАТЭ опыт Беларуси был рекомендован для использования другим странам. Это говорит о том, что Республику Беларусь МАГАТЭ позиционирует как страну, имеющую хороший опыт в реализации атомного проекта.
Мы понимаем свою ответственность. Поэтому никакой расхлябанности, отступлений от стандартов качества мы не допускаем. Оборудование для АЭС проходит контроль на первой стадии изготовления на заводах. Затем осуществляется жесточайший входной контроль на площадке и приемка выполненных работ. Те организации, которые не готовы, не смогли научиться работать в таких условиях, удаляются со строительной площадки.
– И все-таки несколько инцидентов было.
– Это не инциденты. Вот представьте: поставили опалубку, начали заливать бетон. Подкосилась одна «нога», и слилось на землю около пяти кубометров бетона. Это что – нарушение безопасности станции? Этот бетон тут же убрали, поправили опалубку и залили бетон снова. Вот это первый так называемый инцидент который представили как какую-то аварию.
– Но на БелАЭС подтвердили эту информацию только спустя несколько недель.
– Если подавать всю информацию о таких мелких событиях, которые сегодня происходят на стройках, в том числе и в Литве, газеты были бы заполнены только этой информацией. На все остальное просто не осталось бы места. Это обычное, рядовое происшествие на стройке, хотя, конечно, таких вещей нельзя допускать.
– А что случилось с корпусом реактора?
– У МАГАТЭ есть шкала происшествий, по которым надо уведомлять общественность и страны-соседи. Так вот, наш случай в эту шкалу не попадал, потому что это не ядерное происшествие. Это первое. Второе: по всем тем, как вы говорите, «происшествиям», которые у нас случаются здесь, у нас есть порядок проведения служебных расследований. По несчастным случаям мы проводим расследования в рамках белорусского законодательства, а по строительным – также в рамках законодательства Российской Федерации. По каждому случаю составляются акты несоответствий, акты происшествий, наказываются виновные, принимаются контрмеры, как говорится, в целях недопущения подобных случаев…
После вышеупомянутого случая кое-кто из противников ядерной энергетики услышал что-то от строителей и поднял шум в прессе. Мы ответили, что произошло. Но этот случай не попадает, я еще раз повторяю, в разряд тех, о которых требуется уведомлять.
Вместе с тем два-три года назад на Игналинской АЭС в Литве пролили радиоактивную воду с первого контура. Так это происшествие даже от МАГАТЭ скрыли. Хотя об этом необходимо было уведомить, потому что это – радиоактивная жидкость. Скрыли и несколько пожаров. Но мы не поднимали шум, не делали проблемы из этого.
Мы провели SEED-миссию. Вот вы упоминали, что мы это сделали не в полном объеме. Я хочу сказать: есть рекомендация комитета по исполнению Конвенции Эспо. В пункте 64 этого документа четко прописано, в каком объеме необходимо проводить SEED-миссию. Мы пригласили МАГАТЭ, ознакомились с этим решением комитета.
МАГАТЭ сформировало SEED-миссию, чтобы ответить на вопросы комитета. Миссия была проведена, и мы получили ответы на все вопросы, которые поставил комитет. У комитета в отношении полноты проведенной SEED-миссии к нам вопросов не возникло – вот ответ на ваш вопрос.
Что касается корпуса реактора – да, такое происшествие случилось из-за нарушения технологии подъема корпуса одной из подрядных организаций. При этом корпус не ставили в штатное положение. Его надо было на 20–30 м переставить с одного места на другое возле здания реактора, а в последующем была бы осуществлена операция подъема. Но во время перестановки, когда его подняли на 4 м, он «соскользнул». Это даже нельзя назвать ошибкой, это просто разгильдяйство того ответственного инженерно-технического работника, который присутствовал при подъеме. То есть этот случай – результат безответственности одного исполнителя, а не система.
– Этот человек еще работает?
– Нет, он был сразу уволен. С российской стороной мы приняли решение о замене данного корпуса. Генподрядчик привез нам новый корпус, он уже установлен и обвязан трубопроводами.
– Сколько международных экспертов присутствует постоянно на Белорусской АЭС и следит, как идет строительство и монтаж оборудования?
– От каждого завода-изготовителя, будь то российский производитель или, к примеру, Siemens, когда идет монтаж оборудования этого производителя, присутствует шеф-инженер. Что касается экспертов, то на площадке постоянно проводятся регулярные плановые миссии МАГАТЭ, бывают эксперты Международного агентства, которые приезжают в рамках обучающих семинаров и других инструментариев МАГАТЭ. В ходе этих визитов они всегда знакомятся с ходом сооружения Белорусской АЭС.
Кроме того, на площадке побывало очень много представителей стран, которые реализуют ядерные энергетические проекты или только планируют строить АЭС. Таких делегаций у нас в год бывает более двадцати.
Площадку также неоднократно посещали представители Всемирной ассоциации операторов атомных электростанций. В прошлом году в Минске проходил семинар данной организации с посещением площадки строительства атомной электростанции.
Мы ни для кого не закрываем строительную площадку БелАЭС. Всем, кто желает побывать там, нужно в установленные законодательством сроки пройти определенные процедуры, как на любом другом режимном объекте. Мы всех пускаем и приглашаем. Глава государства говорил об этом неоднократно. Пожалуйста, приезжайте, смотрите! А если подскажете что-то полезное, мы будем только рады.
Что касается вопроса проведения стресс-тестов, в 2011 году мы подписали добровольное соглашение о том, что Республика Беларусь согласна провести стресс-тесты. А их в первую очередь проводят те страны, которые уже имеют атомные станции. У нас же в 2011 году еще не было утвержденной проектной документации. Сначала стресс-тесты, причем с учетом более жестких требований, чем рекомендовала Еврокомиссия, провела Россия. Их результаты российская сторона учла в нашем проекте, что подтвердила SEED-миссия 2016 года. В результате проектом была предусмотрена установка дополнительных дизель-генераторов. К уже запланированным для каждого блока пяти каналам безопасности (четыре независимых и один общеблочный) было добавлено еще по одному передвижному дизель-генератору.
Мы провели стресс-тесты, когда наш проект уже начал реализовываться, была сформирована рабочая документация и закуплен ряд основного оборудования – то есть на той стадии, когда можно было что-то посмотреть, потрогать, проанализировать.
Потом состоялась встреча с представителями Еврокомиссии – заместителем еврокомиссара по энергетике и его командой, которые внимательно ознакомились с площадкой и дали ей высокую оценку. Также мы договорились о процедуре проведения независимой экспертизы.
На основании стресс-тестов наш регулятор сделал национальный доклад. Сегодня Еврокомиссией сформирована команда экспертов и наблюдателей. Регуляторы стран, входящих в состав Евросоюза, в том числе и литовский, ознакомились с нашим национальным докладом и подготовили 464 вопроса. Все они обобщены по группам. Сейчас мы готовим ответы на эти вопросы. 12 марта к нам на неделю приезжают работать 22 эксперта, на вопросы которых мы будем отвечать, если что-то осталось неясно.
– В этом отчете, насколько я помню, есть глава 8, в которой говорится об улучшении безопасности. Что это и как вы планируете улучшать безопасность?
– Порядок, рекомендованный Еврокомиссией, таков: по результатам независимой оценки этой комиссии будет написана рекомендация стране, а национальный регулятор разработает план ее реализации. Такая же процедура была осуществлена при ИНИР-миссии в 2012 году, которая оценивала готовность второй фазы перехода к строительству АЭС. Мы создали на основании рекомендаций ИНИР-миссии Национальный план действий по выполнению этих рекомендаций. Такая же процедура будет и в этом случае.
Конечно, если будут вопросы, требующие немедленного решения, то они будут рассмотрены в первую очередь. Вопросы, которые надо доизучить, разработать проектную документацию, будут рассмотрены чуть позже. Потому что на это нужны дополнительные средства.
Все будет взвешено государственным регулятором вместе с главным проектировщиком и конструктором реакторной установки и включено в план реализации этих мероприятий.
– Поговорим о необходимости Белорусской атомной станции. Некоторые эксперты из Литвы говорят, что, может быть, для Беларуси экономически невыгодно строить атомную станцию. Какова Ваша точка зрения на этот вопрос?
– Если бы было экономически невыгодно, то мы бы не начинали АЭС строить. Я вам сказал, что мы два года вместе с Академией наук как независимым экспертом изучали целесообразность строительства станции. Сегодня стоимость киловатт-часа, выработанного на АЭС, дешевле, чем выработанной на станции, работающей на органическом топливе. Вот и вся экономика.
– Но одиннадцать миллиардов долларов…
– Кто вам сказал, что одиннадцать?
– Ну как же, пишут, проект есть…
– Пишут те, кто в этом вопросе не вполне компетентен. У нас кредит до 10 млрд долларов, и он погашает 90 % стоимости затрат по строительству, а 10 % должна оплачивать белорусская сторона. Реальная стоимость станции определяется конкретными затратами на ее сооружение, которые на основании документов финансируются из вышеуказанных источников.
– Но вы должны будете вернуть эти деньги?
– Сколько возьмем – столько вернем. Сегодня нельзя говорить об окончательной цифре, но она будет ниже, чем 11 млрд долларов, поверьте, потому что мы оцениваем каждый рубль, вложенный в стройку, контролируем расход средств, чтобы не было лишних, необоснованных выплат и затрат, превышения цен на оборудование. Мы мониторим стоимость аналогичного оборудования по всему миру и не допускаем его покупки втридорога. Мы приобретаем надежное хорошее оборудование, но за те деньги, которых оно действительно стоит. Поэтому прежде, чем брать кредит, мы вместе с Минфином оценили возможность его возврата. И его вернем.
– Вы говорили о независимости и диверсификации. Но разве это независимость, когда вы должны платить России?
– Скажите, сколько внешнего долга сегодня у Соединенных Штатов?
– Очень много.
– Но они себя уверенно чувствуют. Мы тоже, прежде чем брать кредит, просчитали возможности возврата. За последние годы в Белорусскую энергосистему вложено 10 млрд долларов. Благодаря этому мы создали самую эффективную энергетику на постсоветском пространстве и исправно рассчитываемся за кредиты, взятые на эту работу.
– А когда отдавать кредит, выделенный на строительство АЭС?
– Кредитная линия нам открыта до 2035 года, и мы свои возможности оценили.
– А как все это будет осуществляться на фоне литовского закона, который говорит, что надо блокировать проект, не покупать электроэнергию, произведенную на Белорусской атомной станции? Это повлияет на ваши доходы от атомной станции?
– Я бы сказал так: на рынке всегда прав покупатель. Покупатель купит то, что качественнее и дешевле, сам определяя, что качественнее и дешевле.
Сегодня сложилась такая политическая ситуация с Литвой в отношении с АЭС, потом она может поменяться: все-таки экономика – она отрезвляет. Мы строим атомную станцию для того, чтобы белорусская экономика стала более конкурентоспособной.
Сегодня генерирующие мощности Белорусской энергосистемы модернизируются, идет строительство новых мощностей с применением самых современных технологий, проводится масштабная работа по энергосбережению, вовлечению в топливный баланс страны всех местных видов топлива, развивается возобновляемая энергетика. Мы поддерживаем все направления. Атомная станция – четвертое направление по диверсификации и снижению затрат потребителя на энергетику.
Все это направлено на сдерживание роста тарифов. Если бы мы не строили атомную станцию, с учетом роста мировых цен на газ тарифы могли бы повышаться быстрыми темпами, например, как у вас после закрытия Игналинской АЭС. Вы закрыли атомную станцию, и тариф с четырех центов сразу поднялся до девятнадцати. Разумно ли это с точки зрения потребителя? Когда мы построим атомную станцию, то рост тарифов, если он и предвидится (ведь внешних условий много), будет происходить не такими темпами и не так резко, как это могло бы быть. А может, наоборот, будет снижение – условия покажут.
Мы не знаем, что будет через три года с ценой на газ и многими другими факторами, но предпосылки для прогноза созданы. Стоимость ядерной энергии никогда скачкообразно не вырастет, потому что стоимость топлива в ядерной энергетике составляет только 20 % от себестоимости электроэнергии. Это первый вопрос о диверсификации видов топлива.
Второй вопрос. Из топливного баланса страны мы исключаем порядка 5 млрд м3 природного газа, который Беларусь импортирует. А это – валютная составляющая, ведь доллары на покупку газа нужно заработать. Так что у нас другого выхода нет, как только экспортировать нашу продукцию. Если наша экономика будет более конкурентоспособной, значит, экспорт вырастет, а в экономике снизится валютная составляющая. Это выгодно.
Третий момент – это значительное снижение выбросов парниковых газов. Это тоже немаловажная составляющая.
Важен и приход ядерных технологий в страну – это развитие интеллектуальное, технологическое, потому что атомная станция не может существовать сама по себе: ее надо обслуживать, создавать новые виды продукции для ее обслуживания. И это – новый скачок в развитии общества. Это одна из самых современных технологий, и в целом это новая отрасль, которая за собой многое потянет. Как космос, где наша страна успешна.
– И все же, просчитали ли вы, что произойдет, если Литва не будет покупать электроэнергию с Белорусской АЭС?
– Когда мы начинали этот проект, экспорт электроэнергии как составляющую доходности не учитывали. Экспорт – это когда ты конкурентоспособен и идешь на рынок. Мы и сегодня продаем электроэнергию в Литву в качестве аварийной помощи. До этого на определенных условиях продавали электроэнергию в Польшу, причем тогда наша энергетика была более энергозатратной. Жизнь не стоит на месте. Мы и сегодня имеем возможность экспортировать электроэнергию. Надо понимать, что атомная станция не будет отдельно, самостоятельно продавать электроэнергию, ее будет продавать Белорусская энергосистема, национальный оператор. Это будет электроэнергия с разными составляющими, ведь в Белорусской энергосистеме используются и такие источники энергии, как ветер, солнце, торф, дрова, мазут. Теперь будет еще и ядерная генерация.
Покупать или не покупать белорусскую электроэнергию – это дело Литвы. Но если рядом есть более дешевая электроэнергия и не надо создавать новую инфраструктуру, то, думается, отказ от нее – это только ваше политическое решение. Не больше и не меньше.
Экономика всех отрезвит со временем. Мы сильно не пострадаем, если Литва не будет приобретать электроэнергию. Больше пострадает литовский потребитель.
Конечно, хотелось бы дружить, чтобы наши энергосистемы сотрудничали, как до сих пор довольно успешно сотрудничают на уровне специалистов. Только специалисты понимают, что значит отключить Литву от энергосистемы бывшего Советского Союза. Только специалисты понимают, что такое перейти в Евросоюз и чего дополнительно это будет стоить Литве. Это будет стоить больших денег, очень больших. И это ляжет на вас, на каждое домашнее хозяйство и на всю экономику Литвы. Но это ваш выбор.
– Но возможно, получать электроэнергию от Запада будет безопаснее?
– А кто мешает нам с вами вместе, как специалистам, иметь связи с западными энергосистемами, построить вставку постоянного тока и иметь возможность покупать электроэнергию со всех сторон? Если на рынке будет больше продавцов, цена на продукт будет ниже. Это закон рынка, закон экономики.
Может быть, я говорю условно, та же Швеция вам будет предлагать электроэнергию за 15 центов, а мы предложим за пять, это тоже условно. В этой ситуации покупатель не пожалеет вашего оператора рынка, он скажет: «Нужно уходить от этого оператора и создавать другой рынок своего региона». Разумно на этот рынок завести как можно больше продавцов, тогда цена упадет и ваша экономика станет более конкурентоспособной. Да и мы найдем свою маленькую маржу на этой продаже. Но ваш потребитель найдет больше. Сегодня у вас превалируют политические решения, но они повлекут большие затраты для энергосистемы вашей страны.
– А почему, по вашему мнению, политики так поступают?
– Спросите об этом у политиков. Я считаю, это одна из попыток «развернуть» общественное мнение от неудачной попытки реализации Литвой собственного проекта по строительству атомной станции. Этот проект был бы самым эффективным решением для вашей страны. Вы могли бы иметь дешевую электроэнергию и быть продавцом на внешних рынках. Как это и было, пока вы не закрыли Игналинскую АЭС. Вы ее закрыли, а в России по аналогичным проектам атомные станции работают уже многие годы. И работают успешно. И продлевают свой срок службы.
То, что произошло на Чернобыльской АЭС, произошло не из-за техники. Это произошло из-за человеческой халатности, из-за безответственности ряда должностных лиц, которые пошли на эксперимент, не согласовав его с генеральным конструктором. Такое можно натворить на любой станции.
Но на Белорусской АЭС уже многое сделано для того, чтобы никто не смог такого сделать, автоматика не позволит. У нас уже другое поколение АЭС. А ту атомную станцию, которую вы закрыли, можно было совершенствовать. Но вы ее закрыли и теперь имеете проблемы. Одна проблема – это экономика, выросла цена на электричество. Вторая проблема – затраты на вывод Игналинской АЭС из эксплуатации, потому что это очень дорогостоящее мероприятие.
– Если вернуться к отчетам, у литовской стороны было несколько замечаний. И одно из них было связано с опасностью падения на АЭС больших самолетов. Вы имеете соответствующую защиту? Потому что, как я понял, в вашем отчете была предусмотрена защита от падения только маленьких самолетов.
– Наш проект рассчитан на падение самолета или фрагментов весом в 5,7 т. Все это было очень подробно показано экспертам во время проведения SEED-миссии в части внешней защиты АЭС от воздушных судов. Сегодня в мире нет ни одной станции, которая выдержит большой самолет. Для этого понадобились бы такие капитальные вложения, что станция никогда не смогла бы окупиться.
Надо не допустить, чтобы на станцию упал такой самолет. Чтобы выполнить это требование, можно пойти двумя путями. Первый – изменение конструктива станции, но это огромные деньги, при ничтожно малой вероятности падения самолета на станцию. Второй – это организационные мероприятия, что мы и сделали. С момента ввода станции в эксплуатацию мы закроем полеты над АЭС. Это будет определенная зона. Мы создали систему противовоздушной обороны станции, а также реализовали другие мероприятия, направленные на то, чтобы такое событие не произошло гарантированно.
Эксперты SEED-миссии 2016 года совместно с нашим Генеральным штабом и Министерством обороны эту тему проработали тщательно и пришли к выводу, что выбранная площадка лишена внешних угроз с этой точки зрения. И это мировая практика.
Если подходить к этому вопросу так, как пишут ваши политики, а не эксперты, тогда нужно закрывать все атомные станции в Европе. У БелАЭС есть двойная защитная оболочка, которую мы вам показали сегодня. Внешняя оболочка – 80 см бетона с арматурой в 42 мм – попробуй ее еще пробей. Потом 180 см воздушной прослойки и еще одна стена в 120 см толщиной. А на многих станциях в Европе этого нет – корпус реактора просто накрыт панелями, и все. Многие такие станции еще работают. И с одинарной защитной оболочкой работают. Сейчас в мире начинают строить АЭС с двойной защитной оболочкой, но еще никто не строит такую громадную.
Если трагедия с самолетом происходит в небе, то самолет в воздухе разваливается на фрагменты. Масса самого большого реактивного двигателя, который является неделимым фрагментом самолета, составляет 5,7 т, остальное – каркас и тонкая обшивка. По этому поводу волноваться не надо, надо волноваться, чтобы станция была построена качественно, в соответствии с проектом, и чтобы были подготовлены кадры.
Самое важное в безопасности – это высококвалифицированный персонал, которым мы серьезно занимаемся. Сегодня вы в этом убедились. Мы с вами находимся в здании учебно-тренировочного центра, где и готовится персонал. Наша станция первая за три года до пуска ввела и начала подготовку персонала в собственном учебном центре, где все программное обеспечение, тренажеры привязаны не к какому-то абстрактному проекту, а к конкретному рабочему проекту нашей станции.
Найдите другую такую АЭС в мире! Безопасность атомной станции – наш главный приоритет.
